Орская журналистика зародилась летом 1918 года. Именно тогда вышел в свет первый номер газеты с длинным названием «Известия Орскаго Совета Рабочих, Крестьянских и Казачьих Депутатов». В этом издании печатались и репортажи с фронта, и новости городского комиссариата юстиции (о том, например, как по-новому, без мулл и попов, регистрировать браки), и объявления о формировании новых боевых отрядов, и обращения к «обманутым» белоказакам с требованием сложить оружие и обещанием «мозолистыя братския руки примут вас в свои объятия»... А еще там публиковались фельетоны – то есть сатирические материалы, которые должны были высмеивать негативные явления жизни того времени. Давайте ознакомимся с некоторыми из них.
Объявление в «Известиях», август 1918 года
«До того привыкли его крепкие нервы…»
Летом 1918 года Орск находился в кольце врага. В нем установилась советская власть, но и Оренбург, и все окрестные станицы принадлежали белоказакам. Их разъезды рыскали по степи, вступая в стычки с красноармейцами городского гарнизона.
Зачинщик известный, но причина его ареста – неизвестна... Вырезка из газеты, сентябрь 1918 года
И один из фельетонов посвящен как раз этому противостоянию. Автор, который подписался псевдонимом «Красноармейская Оса», в красках представил, как орские купцы-контрреволюционеры отправились на поклон к белоказакам, чтобы сдать им город.
— Начальник казачьего штаба полковник N. пил чай со вкусным сливочным маслом, присланным из Оренбурга… Вошли человек семь, одетых весьма прилично, большинство из них имели брюшко (признак хорошо сложившейся жизни). «Насчет обещанного Вами осмелились придти», - промолвил один из купцов, подобострастно улыбаясь какой-то нехорошей сатанинской улыбкой…
Далее Красноармейская Оса объясняет, зачем купчины явились к полковнику. Они потребовали раздавить наконец красных, которые засели в городе, артиллерией – пусть даже и сам город при этом будет уничтожен. Полковник поначалу отказывался, хоть лично ему перспектива и по душе: «Нам этот Орск вот где сидит, и я сам лично не один раз бы сжег его и взорвал вместе со всеми рабочими», - говорил он доверительно. Но открыть пальбу из пушек он не мог, поскольку опасался бунта в своем же войске: «Не хочется вызвать пожара, казаки, знаете, вообще против этого, в особенности фронтовики, на стариков-то я надеюсь…»
В парке Малишевского есть памятник красным мусульманам, погибшим в боях. Людям, которые служили вот в этом отряде...
Тут нужно объяснить: на фронтовиков, то есть тех молодых казаков, кто хлебнул лиха на Первой мировой, красные защитники города надеялись – они, мол, от офицерья натерпелись, прочувствовали на себе классовую несправедливость, и, гладишь, перейдут в те самые «мозолистыя братския объятия». А старики, то есть казаки прежней закалки, воспринимались как самые ярые контрреволюционеры. И вот на них-то сделал ставку полковник.
— Они даже мало берутся за ружья, а норовят все в шашки. Чисто работают! Лишь бы только попался большевик, как капусту насекут, - объяснил купцам полковник. – Но, знаете… Женщины, дети, да, наконец, много в городе таких, которые за нас…
Купцы его убеждали, что, мол, те, которые за белых, отсидятся в подвалах своих богатых домов, а бедняки, которые с большевиками связались, действительно, пострадают – ну, так туда им и дорога. «Жителям наука, а то уж очень дружбу свели, даже замуж стали девки-то выходить за них».
И полковник дал себя уговорить. Он напоил стариков («Водка – лучший агитатор», - приговаривал при этом) и велел им обстрелять спящий город. Когда «свистя и шипя, понеслись снаряды, неся смерть и разрушения», рабочий, дежуривший в окопе, удивился, почему это снаряды летят так высоко. «Скоты», - сказал он, когда увидел разрывы в городе. А красноармеец, сменившийся с дежурства, спал. Разбуженный тем самым рабочим, он проворчал: «Неужели по городу? Э, да чорт с ними. Если будут наступать, разбуди меня». А потом закаленный в боях красноармеец удивил горячего, но малоопытного рабочего: «Повернулся и уснул. Товарищ только руками развел. До того привыкли его крепкие нервы».
В 1918 году в осажденном городе проводили лекции со «световыми картинками»
Закончилось действие этого фельетона там же, где и началось – в избе, занятой под белый штаб. Шпион, прибежавший из Орска, доложил полковнику, что с обстрелом вышло «как-то смешно: раненые – все бабы аль-бо девки. Детишки крик да плач подняли». А красных защитников снаряды облетели стороной: «Как завороженные! Да они все больше по окопам, Ваше Высокородие»…
Потерянная запонка, или как киргиз верблюда съел
Следующий фельетон высмеивал не кровожадных офицеров, а глупых обывателей, которые в исторически напряженное время распространяют разные нелепые слухи. Автором стал некий «рабочий Игнатий». К делу он подошел творчески: показал на житейском примере, как вообще рождаются слухи.
— Проходя по улице, служитель канцелярии обронил запонку. Она упала среди дороги и зарылась в песке… Это заметил шустрый мальчуган, продавец газет, и, желая заработать пообещанные 20 коп., принялся искать потерянную вещь. Неподалеку оказались еще двое мальчуганов и один киргизин…
Киргизами в те времена называли казахов. Так вот, продавец газет сказал этим троим, что потерян рубль, и тот, кто найдет его, получит половину, то есть 50 копеек. Стали искать все вместе.
— К ним присоединялись еще и еще проходящие обыватели, и потерянная запонка разрослась в утерянныя тысячу руб. старого образца. Наконец образовалась толпа, на шум и крик которой пришел милиционер. На вопрос, в чем дело, он получил ответ, что вон тот киргиз съел верблюда…
Испугавшись внимания со стороны представителя власти, канцелярист потихоньку сбежал с места происшествия, плюнув на поиски запонки. Толпа разбрелась, а запонка «так и не нашлась, оставаясь затоптанной в песке».
Вот такие стихи печатались в 1918 году. Не в рифму, зато эмоционально
Увлекшись аллегорией, Игнатий рабочий не объяснил ясно, к чему был написан этот фельетон. Очевидно, не все читатели уяснили мораль, и тот же автор в другом номере газеты дал конкретные объяснения:
— Видите, читатель, до какого абсурда может дойти иногда «сообщение с толчка». Мой совет всем таким «ходячим телеграфам» обдуманнее относиться к слухам, а то как бы вам не попало за усердную службу на «славном» посту.
Ведьмин хвост под юбкой-клеш
Еще один яркий фельетон написан уже знакомой нам Красноармейской Осой. Она (точнее, он) сначала долго и витиевато, очевидно подражая Гоголю, рассуждает о том, кто такие ведьмы. Раньше, мол, ими становились 100-летние старухи, которые за долгую жизнь накопили столько грехов, что у них начинали расти хвост и копыта. Но теперь, когда «немало пролито слез и крови по вине буржуазии, тяжесть греха настолько стала колоссальной, что почти все жены буржуа стали ведьмами». И характерные признаки – то есть хвосты и копыта – у буржуек начали проявляться ярче.
— Сколько они ни резали хвостов у хирурга, на другую ночь они вырастали вновь. Пришлось обратиться к покровительству моды. И придумали юбку-клеш. Трудно обстояло дело с копытцем, но современная мода ботинок «Вера» вполне удобна для него, только по заказу: немного пошире, и пониже каблук. В Оренбурге первая сшившая себе клеш была мадам Дутова. Ходили слухи и про мадам Семенову…
Тут, понятно, автор имеет в виду супругу атамана Александра Дутова, который тогда полновластно правил всей Оренбургской губернией – за исключением, как уже говорилось, «красного» Орска. Мадам Семенова – это, соответственно, жена забайкальского атамана Григория Семенова, еще одного яркого деятеля белого движения.
А вот – лирика
Далее Оса все в том же комическом ключе рассказывает о происшествии, которое, вероятно, наделало шуму в городе и обстоятельства которого обсуждались всеми орчанами.
— Жертвой сделался один красноармеец, неосторожно уснувший на берегу Ори, где он удил рыбу. Толстая ведьма, от которой разило пудрой, насела на него на сонного и хотела отвезти на нем какое-то донесение в казачий штаб. После нескольких воздушных «па», перешедших затем в «пируэте», у них завязалась борьба. К счастью, красноармеец оказался борцом-любителем и сбросил ее с себя великолепным «тур-дэ-бра». Вчерашнюю ночь не ведьма на нем, а он на ведьме в полной выкладке на седле помчался далеко, далеко… Ловко мы ее заарканили! Я сам жду его другой день с нетерпением.
На что уж намекал автор, кем была та напудренная старуха, отправившаяся далеко-далеко, теперь не узнать. Но, есть подозрение, история эта закончилась не так весело, как о ней рассказал автор по имени Красноармейская Оса…
Печатались в газете и официальные акты
В следующих выпусках наших «старостей» мы продолжим изучать пошивку первой орской газеты времен Гражданской войны. Следите за обновлениями в рубрике «Ретро56»!
Урал56.Ру благодарит за помощь в подготовке материала МАУК «Орский краеведческий музей» и лично методиста Анастасию Симонову.
