1919 год, красноармейцы в освобожденном от белых Челябинске (тогда – уездный город Оренбургской губернии)
А мы продолжаем рассказывать о преступлениях, совершенных на территории Оренбургской области в давно прошедшие времена. Сегодня отправимся ровно на 100 лет назад… Итак, год 1921: Гражданская война официально закончена, хотя на Дальнем Востоке еще гремят сражения. Кое-где в новом государстве вспыхивают мятежи, крупные и мелкие: крестьяне, недовольные коллективизацией и продразверсткой, берут в руки оружие. В Тамбовской губернии создается 50-тысячная партизанская армия, против повстанцев выставляют регулярные войска под командованием Тухачевского, которые выкуривают крестьян из лесов с помощью химического оружия. Время от времени и на территории Оренбуржья возникают «кулацкие» и «белоказачьи» банды… Вот на этом историческом фоне в Саре, расположенной между Кувандыком и Орском, и было совершено следующее преступление, описанное в архивной папке с надписью на титульном листе: «Дело по обвинению Евдокимова Осипа Александровича в разжигательтсве страстей против Соввласти».
«Как сорвался с цепи, стал агитировать против Советской власти…»
30 марта 1921 года в комнату для дежурных милиционеров на железнодорожной станции Сара вошел человек в красноармейской шинели. Это был 27-летний парень… Впрочем, это для нас сейчас он парень – тогда люди взрослели куда быстрее, гость считался мужчиной солидных лет. Он, как потом выяснилось, был главой большого семейства, «сам-седьмой», то есть отец пятерых детей. Так вот: гость представился красноармейцем, едущим в отпуск в родную деревню, попросился переночевать – не июнь месяц на дворе, сыро и холодно. К тому же устал: не дождался в Кувандыке поезда, потопал по шпалам в Сару пешком, а это путь в 55 километров, весь день шел. Да и болен: отпуск в полку предоставили для поправления здоровья…
Милиционеры, будучи такими же, как и он, крестьянами, поставленными под ружье для отстаивания завоеваний революции, вошли в положение, пустили незнакомца в помещение, налили горячего чаю. Чтобы не уснуть на скучном ночном дежурстве, они принялись болтать с путником: откуда да куда, да что видел, да как живется в других городах и селах народу, освобожденному от ига царской власти?
1918 год, митинг в Верхнеуральске
Гость обогрелся, проникся добрым отношением к себе, разговорился. И, неожиданно для милиционеров, принялся клеветать на Советскую власть: горячо, многословно, зло. Вот как об этом рассказал один из слушавших – железнодорожный милиционер Федор Постиков, 21-го года от роду, ранее «занимавшийся хлебопашеством», потом воевавший в Гражданскую, и, наконец , отправленный охранять порядок на станции Сара:
Протокол допроса красноармейца Евдокимова
Протокол допроса. Чернила за 100 лет выцвели и расплылись, каждое слово приходится подолгу разбирать в сильном увеличении
Я, Евдокимов Осип Александрович, бывшее сословие крестьянин, 27 лет, женат (сам-седьмой), беспартийный, образование домашнее, красноармеец 176-го полка войска ВНУС [войска внутренней службы – позднее внутренние войска]. Полк наш стоит в городе Орске. Наша же 6-я рота перед Рождеством была откомандирована в Кустанайский уезд, Федоровский район для работы в продотряде. Там я заболел, был на комиссии, где меня врачи признали больным и выписали постановление об отпуске на один месяц для поправления моего здоровья. Теперь я еду в город Орск в штаб моего 176 полка для получения документов для отправки в отпуск. На ст. Кувандык я прибыл на поезде, а из Кувандыка я отправился пешком по направлению Орска, дошел до ст. Сары, где зашел в дежурную милиционерскую. Попросился у них переночевать, они мне разрешили переночевать.
После этого меня спросил какой-то милиционер, откуда я иду. Я ему ответил, что еду из Кустаная. Он спросил, как там дела. Я ему ответил, что дела плохи, так как у крестьян весь хлеб забрали. Потом я говорил, что в городах хлеба полно, а крестьяне сейчас дохнут с голоду. Да, говорил эти слова.
По пути моего следования из Кустаная я встретил своего отца на ст. Толкай [каким-то чрезвычайно извилистым оказался путь красноармейца Евдокимова из Кустаная в Орск: станция Толкай находится возле самой Самары – то ли так была в те времена устроена сеть железных дорог, то ли уполномоченный, который вел допрос, что-то исказил; например, Евдокимов возвращался в Орск из отпуска, с малой родины, а не собирался в него]. Я спросил своего отца, можно ли дома взять хлеба. Отец мне ответил, что хлеба дома нету, так как хлеб у нас весь забрали, и на семена не оставили, а подводы завернули к городу Бугульме.
Что же касается, что я говорил, что в городах хлеба много, то я видел в городе Кустанае у одного пудов 30 [480 кг] муки. Кроме того, мне говорили кустанаевские курсанты, что в Кустанае у всех хлеба много. Что же касается, что продотряды бьют крестьян, когда выгоняют подводы, что заставляет начальство бить прикладами – да, я это говорил. Что дрова возят в крытых вагонах, а пшеница преет на платформах. То же самое я говорил, что крестьяне как были в ярме, так и не вылезут никогда из ярма, да, я говорил: вот свобода.
Вот придет крестьянин просить и говорит, что я не в силе вывести продразверстку, а его спрашивают: а у тебя дома что есть? Крестьянин отвечает: да, есть одне столбы. Тогда крестьянину отвечают: когда у тебя [совсем] ничего не будет, тогда не будем с тебя брать разверстку.
1919 год, Шадринск. Продразверстка: изъятое у крестьян зерно грузят на подводы
Также я говорил, что в прошлый год собрали около 30 тысяч пудов картошки, свалили на берегу Волги и не отправили своевременно. Картошка большая часть померзла. А потом мерзлую стали выдавать нам, это я видел своими глазами. Да, сказал, что у крестьян отбирают, а до дела не доводят. Потому что свобода: правду говорить нельзя. А как скажешь правду, так сейчас же арестуют, но идейный коммунист не арестует, чего бы ты не говорил.
Что же касается разговора про жен комиссаров, да, я говорил, что жены комиссаров торгуют салом, маслом и хлебом. Я сам был на обыске у двух коммунистов и нашел у них по 10 пудов муки.
Вызвало меня на этот весь разговор то, что я надеялся заехать домой, взять дома хлеба, а дома есть нечего, и потому я стал говорить эти слова. Больше показать ничего не могу.
9 месяцев мытарств по тюрьмам Оренбургской губернии
В общем, картина понятна: крестьянин Евдокимов, призванный в Красную Армию и успешно «бивший буржуев», по окончании Гражданской получил новый приказ: охранять продотряды, собиравшие по селам зерно. Смотрел, как у таких же, как он сам, как его отец и дед, крестьян, отбирают последнее. Сам пахавший землю, он понимал: если люди останутся без семян на следующий год, их ждет голодная смерть (и был прав: летом-осенью 1921 года, когда он уже сидел в тюрьме, на Южный Урал и Поволжье пришел страшный голод, люди умирали массово, повсеместно регистрировались случаи каннибализма). Он по распоряжению начальства бил прикладом этих крестьян, пытавшихся спорить с комиссаром, прятавших хлеб. При этом с болью наблюдал за тем, как продукты, которые могли бы спасти человеческие жизни, разбазариваются: картошка мерзнет под снегом на берегу Волги, зерно преет под дождями на открытых железнодорожных платформах… И – как завершающий штрих – он видел (или слышал), что в городе ситуация совсем другая, что рабочие не голодают, а иные «неискренние коммунисты» умудряются еще и руки нагреть на крестьянской беде, спекулируют изъятыми продуктами!
Декабрь 1921. В Бузулуке не успевают хоронить умерших от голода, смерзшиеся тела лежат на кладбище кучей
Видимо, Евдокимов рассчитывал, что саринские милиционеры, такие же сиволапые мужики, его поддержат, зададутся мыслью: как вышло, что воевали за счастье трудящихся, а теперь приходится воевать с самими трудящимися?..
Уведомление с подписью обвиняемого Евдокимова
6 апреля 1921 года помощник кувандыкского уполномоченного Ознобин сделал вывод: Евдокимов, безусловно, виновен, и вручил ему уведомление: «вы обвиняетесь в страстей в массах против Совет. власти». Евдокимов расписался в получении; но, очевидно, заниматься этим делом Ознобину совсем не хотелось, и он решил сбыть проблемного обвиняемого с рук – передать орским коллегам:
Заключение уполномоченного Шаляпина
И вот «1921 года декабря 26 дня» (Евдокимов находился под стражей уже почти 9 месяцев) очередной уполномоченный с фамилией Шаляпин написал простым карандашом такое заключение:
«Дело прекратить за маловажностью»
Мытарства красноармейца Евдокимова по тюрьмам Оренбургской губернии подошли к концу. 9 дней спустя следователь ревтрибунала Селиверстов подвел под его эпопеей черту:
Постановление, открывшее для бывшего красноармейца двери тюрьмы
Еще две недели спустя состоялось заседание губревтребунала в составе неких Башилова, Кочкина и Галкина. Они ожидаемо утвердили заключение Селиверстова: бывший волжский крестьянин и бывший орский красноармеец Осип Евдокимов был освобожден. Под арестом он пробыл в общей сложности 9 месяцев и 19 дней. И, по большому-то счету, очень легко отделался: вздумай он вести подобные речи лет 5 спустя, все закончилось бы куда быстрее и хуже.
Урал56.Ру благодарит за помощь в подготовке материала ГБУ «Государственный архив Оренбургской области» и лично директора Ирину Джим, а также начальника отдела публикации и научного использования документов Ксению Попову.
