Защитник «Газовика» Адесойе Ойеволе: — Хочется отнять очки у «Зенита»

Один из игроков оренбургского «Газовика», центральный защитник Адесойе Ойеволе рассказал телеканалу «Матч ТВ» о детстве в Нигерии, зарплате в 6 тысяч рублей, о комарах и о проблеме расизма в российском футболе. Также рассказал, почему в Премьер-лиге больше всего хочется отнять очки у питерского «Зенита».

 — На выездной игре, после которой «Газовик» вышел в премьер-лигу, я не был. Приехал потом в аэропорт. Там было достаточно много народа, плакаты, цветы. Но, если честно, мы еще не поняли, какое дело сделали. В прессе нас уже называют поставщиками побед для «Зенита». Поэтому в премьер-лиге больше всего хочется отнять очки именно у питерцев – чтобы люди не думали, что мы в какие-то игры с ними играем. Вероятная смена названия нас пока не касается: будет ФК «Оренбург» вместо ФК «Газовик» – ничего страшного. Просто команду передадут в городскую собственность, и все.
 
Один болельщик предложил назвать команду ФК «РГЕ» – в честь Роберта Геннадьевича Евдокимова. Тоже неплохая идея. В межсезонке Роберт Евдокимов собрал некоторых из нас в неформальной обстановке и сказал, что пора по-серьезному стремиться в премьер-лигу. А потом уже руководство официально поставило задачу.  На самом деле, я в команде третий год, и за это время поменялось не так много людей. Мы уже с полувзгляда понимаем друг друга. Это и есть залог успеха.

Папа Аде — нигериец, до пяти лет он вместе с родителями жил в Африке. От того времени у Ойеволе остались не самые радостные воспоминания.

– Три главные вещи, которые я запомнил о Нигерии – беднота, жара, которую сменяют проливные дожди, и животный мир. Российскому человеку не понять, насколько там тяжелая жизнь. Голые голодные дети, которые спят чуть ли не под листиком, – это все ужасно. Мои родители преподавали в университете, поэтому я все время находился в студенческом городке. Сидеть со мной было некому, да и я сам чужих не подпускал, так что папа с мамой брали меня на лекции. Общаться с местными было тяжело – я для них был как белая ворона. В прямом смысле – они считали меня белым.

Однажды я на дороге встретил кобру. Было очень страшно, из-за этого я до сих пор боюсь змей. Причем в любом виде – даже мягкие игрушки не нравятся. А тогда я просто убежал. И, наверное, поэтому решил стать футболистом – увидев, как могу быстро передвигаться. С тех пор я ни разу не был в Нигерии – неинтересно. Я все это уже видел и заново возвращаться туда не хочу.

Когда родители Аде развелись, он с мамой вернулся в Москву, где его сразу устроили в школу с английским языком. Но в тот момент для него важнее было выучить русский.

 — Там была очень хорошая учительница начальных классов. По-русски я тогда почти не разговаривал – в Нигерии было не до него, там больше нужны английский или местные наречия. И вот эта учительница общалась со мной на переменах, чтобы заново научить говорить. Теперь, правда, я забываю английский.

В России я всегда чувствовал себя комфортно, внимание меня не тревожило. Может быть, потому что друзья такие были. Хотя сейчас мы ходим, и жена все время говорит: «На тебя все смотрят!». А я так к этому привык, что уже не обращаю внимания. Драться мне максимум пару-тройку раз приходилось, да и то не помню из-за чего. Был случай, когда я еще в юношеской команде «Торпедо-ЗИЛ» играл. В метро на меня попытались наехать, но в нашей команде был человек, знакомый с фанатским движением. Он сказал, что я футболист, и все спокойно разошлись.

До того, как попасть в «Торпедо-ЗИЛ», я проходил просмотр в ЦСКА, но, видимо, ничем не выделялся. Еще был «Спартак». Там я провел буквально одну тренировку и сразу понял, что коллектив не мой. Как-то не очень дружелюбно они были настроены – и на следующий день я ушел в «Торпедо-ЗИЛ». Там, наоборот, хорошо встретили.

Первый профессиональный клуб Аде – сочинская «Жемчужина». Правда, это была не та команда, которой из года в год удавалось выжить в самых неподходящих для этого условиях. В 1999-м году «Жемчужина» свалилась в первую лигу, а в следующем сезоне вылетела и оттуда.

Зарплата в «Реутове» у меня была 6 тысяч рублей, после первой игры подняли до 8 тысяч. Но мне хватало – и на жизнь, и на развлечения. Сейчас оглядываюсь и думаю: «Как я мог существовать на эти деньги?». Во второй лиге зарплаты были уже совсем другие – тысяч 30. Может быть, не зарабатывать, но нормально жить молодому футболисту было можно. Мама от футбола меня никогда не отговаривала.

Когда я играл во второй лиге, мне все нравилось. Историй про то, как судьи кого-то убивали, и в других лигах предостаточно. Я вот до сих пор после каждого второго матча считаю, что нас убивают. Потом отхожу, конечно. Так что самое страшное, что я видел во второй лиге – это комары в Вышнем Волочке. Они были такое огромные, что чуть с поля меня не вынесли. Еле отбился!

Ойеволе поиграл на всех уровнях российского футбола, но его попытки пробиться в премьер-лигу получались не слишком удачными: в 2013 году он ушел из «Урала», как только команда освоилась в элите, а за три года до этого попал в «Сибирь», уверенно стоявшую на вылет.

 — У меня никогда не было агента, поэтому, может быть, я так долго добирался до премьер-лиги. С Нальчиком вышла история: я приехал туда, сломал руку и попросил, чтобы меня сразу отправили домой. Но вместо этого просидел три дня, потом худо-бедно бедно купили билет. Позже меня опять звали. Но от первой поездки остался негативчик, и на повторное предложение я ответил категорическим отказом: «Пожалуйста, больше не звоните».

Я до сих пор живу в Екатеринбурге. У меня жена отсюда, поэтому этот город, можно сказать, стал вторым домом после Москвы. От столичной «движухи я уже отвык». Но по Уралмашу я не гуляю. Мне кажется, после захода солнца там любому человеку опасно гулять, не только темнокожему. Правда, одно время я жил на Эльмаше – это буквально через дорогу от Уралмаша. Остальные ребята жили в более благополучном районе. У меня еще не было собственности в Екатеринбурге, а у жены там квартира. Но передвигался я всегда на машине – на всякий случай.

С женой я познакомился в Египте. В тот момент я уже знал, что у меня будет возможность попасть в «Урал», и то, что девушка оказалась из Екатеринбурга, стало дополнительным стимулом. Свадьбу мы играли два дня: сначала собрали друзей и самых близких родственников, а потом устроили день открытых дверей. Был момент, когда мне предложили несколько стаканов с водой – проверить, какая у нас будет совместная жизнь. В один стакан добавили соль, во второй – лимон, а в третий – сахар. Мне, конечно, достался тот, что с солью. Чувствовал себя отвратительно. Но все равно пытался показать, что жизнь у нас будет сладкая.

В интернете можно найти ролик, где Ойеволе успокаивает агрессивного болельщика. Услышав в одной из игр фразу «Выучи русский», игрок в ответ продемонстрировал идеальное знание языка, в максимально доступной форме предложив оппоненту закрыть рот.

– Если честно, когда я увидел, что об этом пишут, не сразу понял, о каком моменте идет речь. Я и сейчас-то плохо помню, как все было. На поле и друг друга не всегда слышно, а уж что там с трибуны кричат. Болельщики «Урала» называли меня Максимкой, но в команде всегда обращались по имени. Не понимаю, кстати, почему в прессе в моем имени пишет две буквы «с». Меня зовут Адесойе, во всех документах так.

Когда я только появился в «Урале», была история. Иду по коридору, а навстречу – Евгений Алхимов. Показывает на пальцах: «Ну че, нормально все? Гуд?» Нормально, отвечаю, хорошо все. Он в шоке. Потом ребята рассказывали, что Женя пришел в номер вот с такими глазами: «Он, оказывается, по-русски разговаривает!» Хорошо еще, что меня путать было не с кем – я обычно один темненький в команде.

Не думаю, что проблема расизма в России больше, чем в остальном мире. Я редко сталкиваюсь с чем-то таким. А если сталкиваюсь, меня это никак не тревожит. Кинули банан, я заплакал и убежал – это не про меня история. Если мне кинут банан, я или сам его съем, или дочке отдам. Все зависит от личного отношения каждого человека. Для меня в российском футболе все нормально.